“Пока не сел на нары”. О России, которую ты не знаешь.

 

“Сегодня я увидела страдания своей страны”. Именно эта фраза прозвучала в моей голове тем вечером, когда я в растерянности стояла перед заключенными исправительной колонии номер 14 в мордовском поселке Парца не зная, что сказать. 

 

Но по порядку. Когда я вернулась из Испании без денег, сразу начала хвататься за любые переводческие предложения. Из достойных было два. Первое – ехать подписывать договор на постройку ГЭС в Кении, жить в лакшери отеле, питаться за счет компании и получать приличные бабки. Второе: отправиться по тюрьмам и колониям России с благотворительным проектом, жить в неизвестных условиях, питаться бутербродами и получить в два с половиной раза меньше денег. Я судила предложения по уникальности. Договоры еще будут, а вот попасть за решетку колоний навряд ли еще выпадет шанс.

Мы встретились с организаторами рано утром, под противным дождем. Суть моей работы заключалась в устном переводе голландской девушки Тончё ( я зову ее Тоня) на встречах с партнерами, да и везде в течение поездки. Тончё-высокая светлая девушка, походящая на альбиноса. Ей 26 лет. Сингл, живет в Нидерландах.

После решения организационных моментов в офисе, который находится в Салтыковке, рядом с Балашихой , я в компании голландки, заместителя директора, водителя и еще одного очень интересного человека по имени Сергей, представитель баптистской церкви, отправились в путь. Нашей первой целью была Пенза, и добирались мы добрых двенадцать часов. 

В чем вся суть работы я понимала по ходу дела. Есть организация по имени Dorcas, помогающая людям по всему миру. Обычно эта компания находит социальную проблему, свойственную конкретной стране и пытается её разрешить. Один из проектов - помощь заключенным и их семьям, находящимся в трудном положении. Как материальная, так и моральная. Свойственная нашей стране проблема заключалась в том, что после освобождения заключенные не могут начать обычный образ жизни. Им просто нет места в социуме. Они не могут найти работу, завести семью, привыкнуть к жизни на свободе и в конечном счете, возвращаются к тому, с чего начали – к преступлениям. Были и такие истории, когда люди выходили из колоний спустя тридцать лет с паспортом гражданина СССР, страны, которой больше не существует, и не могли получить паспорт России, а значит были никем.

 

Пока мы ехали, Тоня и Сергей делились со мной историями о себе. Тоня работала в Южном Судане, помогая людям после войны снова приспособиться к жизни. Она работала с цыганами Румынии, где дети заканчивают пятый класс и уходят из школы жениться и рожать по наставлению своих родителей… Оказывается у цыган принято вступать в брак с тринадцати-пятнадцати лет. Семьи большие, и родители хотят побыстрее сбагрить детей, в то время как дети и знать не знают, что можно жить по-другому, не воруя и получив полное образование. 

 

Сергей только что вернулся с экспедиции под названием “Евангелие залюченным России”, которая проводилась впервые. За семь месяцев они объездили около шестиста колоний России, проехав в общем сложности более 70 000 километров. Это человек-книга. Чем он только ни занимался. В Томской области он например работал с интернатом для девочек-преступниц от 11 до 17 лет. И таких программ у него были десятки. Сергей был служителем баптистской церкви, поэтому его  работа заключалась в душе попечительстве и поддержки людей с помощью библии. 

Извини, что лью воду, просто иначе сложно объяснить чем я здесь занималась. За сутки я оказалась в параллельной реальности и хочу, чтобы ты хоть одним глазком ее увидел, хотя бы с моих слов. 

После 12 часов езды с перерывом на 15 минут, мы наконец добрались до Пензы. Я осознала, какая огромная все-таки у нас страна…. Можно было уже пересечь стран пять Европы, или съездить с юга на север острова Бали и обратно, а мы даже до Урала не добрались. Слава Богу, нас разместили в отличном отеле в двухэтажный дом, где я отвоевала себе весь второй этаж и уснула мертвым снов на огромной кровати. 

В восемь утра мы уже завтракали. В девять мы встретились с так называемыми «партнерами», о которых велось много бесед, а я всё гадала, кого они так называют. А речь шла  о христианской семье Дмитрие и Оксане, которые работают с заключенными и их семьями. Мы сели в машину с Оксаной и еще одной девушкой, волонтером, и отправились в маленький город рядом с Пензой. По ходу поездки Тоня задавала девушкам вопросы по поводу всего, что они делают, а девушки были явно счастливы поделиться своими успехами. Пока мужья семей находятся в тюрьме, их жены остаются без работы, денег и с детьми. Выживать им сложно, поэтому волонтеры всячески пытаются держать с такими семьями связь и помогать. Иногда деньгами, иногда вещами, едой, мебелью и всем, что им может понадобиться.

На тот момент они мониторили двенадцать семей в своем районе. Когда мужчины возвращались из колонии, волонтеры помогали им с документами, подыскивали работу, устраивали на бесплатные обучающие курсы, словом помогали встать на ноги. Люди из церквей и жители тоже что-то жертвуют. Общими силами они пытаются помочь.    

 

В то же время Дмитрий, муж Оксаны и служитель церкви, держит связь с заключенными в трех городах: Саратов, Саранск, Пенза. Всего 39 коллоний, которые он вместе с коллегами «мониторит», где читает библию, играет песни на гитаре и поддерживает морально. Иногда заключенные говорят о своих семьях, просят им помочь, так Дима с Оксаной и выходят на связь с матерями и женами осужденных. 

Словом, за два часа езды я наслушалась о таком количестве историй семей и заключенных, что уже предвкушала «встречу с героем», а именно одной из семей. Это напомнило мне любимый лагерь, когда у нас проводились игры-квесты, построенные на встрече персонажей… мы отрядами бродили от одного героя к другому и слушали их «истории жизни» и пытались решить обозначенную ими проблему. Только здесь все было взаправду. 

 

Мы вышли из минивэна рядом с маленьким покосившимся домиком. Нас встретила хозяйка Светлана и трое маленьких детей. Две девочки ходят в детский сад, а мальчик Рома сейчас во втором классе. Домик состоял из прихожей с печкой и диваном, на котором разместился знатный набор ужасающих советских игрушек без глаза, лапы и так далее, и общей комнаты с двумя обшарпанными диванами с торчащей пружиной, кривым столом (или это пол был кривой?) и шкафом. Один стульчик и маленький телевизор времен Ленина. В дом было проведено электричество, но Света не могла платить 4 тысячи рублей в месяц и потому отключила его и топила печку. 

У Тони был набор стандартных вопросов, которые мы пытались задать… 

Светлана нас явно стеснялась. Маленькая женщина, ростом не больше 150см, в юбочке, скорее всего единственной блузке и теплых черных колготках, она положила руки на коленки и выпрямила спину как послушная ученица, ее взгляд был очень запуганным. Мы стали задавать вопросы о ее жизни, о муже, о работе… Каждый раз перед тем, как что-то сказать она косилась на Оксану как будто в поисках поддержки. Из разговора я сразу почувствовала, насколько она далека от «мира цивилизации»…  Часто она не понимала, что конкретно мы ее спрашиваем и беспомощно улыбалась. 

Мужа Света не очень ждет, потому что как я выяснила потом, перед тем, как получить срок он уже сломал ей два ребра, бил ее беременную и нападал на сына. Сейчас она пыталась найти работу с 8ми утра до 17ти вечера, чтобы успевать забрать детей из сада. Я спросила, как она ищет работу, на что она ответила, что спрашивает друзей и сама ходит и ищет объявления. Последнее, что она нашла- это мытье полов с 8 утра до 9 вечера за….. А теперь внимание, дорогой друг, мы подходим к первой кульминации истории…. За четыре тысячи рублей. 

-За сколько? - спросила я. 

-За месяц. Я бы согласилась, но я тогда не успею забрать дочек из детского садика…

За гребанный месяц!! ЧЕТЫРЕ ТЫСЯЧИ за круглые сутки драянья полов! Чувство беспомощности охватило меня. 

Самая наикрутейшая зарплата здесь - 10 000 рублей. РЕАЛЬНО. Но я сегодня не встретила никого, кто столько бы зарабатывал! Я подумала, может у них хоть дешевые продукты… хера с два! Йогурт стоит те же 32 рубля, сок «Добрый» вообще 70 рублей. 

Люди идут в ресторан в центре Москвы и тратят четыре штуки за ночь, а эта Света, с тремя детьми готова драить полы за такие же деньги в месяц, даже не подозревая, что бывает по-другому. Когда мы уходили из ее дома, я обшарила весь рюкзак в поисках хоть чего-нибудь, что могу отдать… Но у меня была с собой только мелочь и потрепанный «Маленький Принц».   

 

Я представила всех тех модников, которые попадались мне на глазах в клубах и офисах Москвы. Все эти зализанные парни с бархатными бабочками в несуразных очках «от дизайнеров», девушки с накаченными губами, сжимающие в красных длинных ногтях ключи от джипа… Даже тоном голоса они пытаются показать, с кем ты имеешь дело. Чего им стоит вывалить 4 штуки за обед? Вот бы их сюда. Света и ее дети едят только то, что выросло на грядках, плюс крупы, что им завезли от организации. 

 

Вторая семья, которую мы навестили, была не лучше. Мать иногда пьет, худая словно спичка. Трое детей бегают по дому. Мы сели на полу, потому что иначе всем вместе в этом покосившимся от возраста срубе поместиться было невозможно. Недавно в доме появились вши и мама остригла девочек  так коротко, что мы приняли их за мальчиков. Пока мы говорили с мамой, маленький малыш, которому полтора, постоянно стукался обо все головой и обкакался, но подгузники никто менять не спешил. Лена занимает деньги из магазина напротив, чтобы прокормить детей. Слава Богу, своего мужа она ждет, а он хоть что-то будет зарабатывать. Зимой должен выйти. 

 

Она была рада нас видеть и сказала, что организация ей очень помогает, но сама она никогда ничего не станет просить. У нее нет друзей и ей одиноко. Они с мужем много раз переезжали и в этом маленьком городке она почти никого не знает. Соседи судя по всему у нее не в лучшем положении дел и сами просят ее помощи. 

К вечеру я уже шла на износ. Не затыкаясь переводить 10 часов подряд оказалось не так то просто, учитывая что разговаривать каждую семью приходилось мне. Им было дико, что человек вообще мог приехать из другой страны, они никогда не видели иностранцев и боялись разговаривать с Тонче напрямую.

К вечеру мы собрались в одной «церкви», хотя выглядела она как обычное здание. Многие люди здесь верующие, называют друг друга «братьями» и «сестрами». Люди наидобрейшие, искренние и честные. Это сразу видно.  Пока мы ездили по семьям, мужская часть нашей «экспедиции» побывала в колониях, мы воссоединились и спрятавшись в необогреваемой промозглой комнатке, долго общались с Дмитрием и его помощниками, закидывая их вопросами о том, как это все работает, как они помогают  заключенным, чего уже добились и так далее. Один из волонтеров оказался бывшим зеком. На лице у него были шрамы, левая рука вся покрыта татуировками. Он спрятал ее, когда поймал мой взгляд, и мне стало грустно и стыдно. Его зарплата - 5 000 рублей. Люди здесь не стесняются говорить о зарплате как в Москве. Им нечего скрывать. Они рассказывали нам о том, как пытаются примирить семьи, донести до мужей, что то, что их жены и дети «на свободе» еще не значит, что им легче. Они рассказывали, как общаются с детьми, пытаются подать хороший пример, как говорят о Боге и хотят пробудить любовь и сострадание в заключенных. Столько всего было сказано, столько обеспокоенности, сопереживания и любви было в каждом их слове, что после окончания беседы мне хотелось обнять каждого из них и сказать «спасибо». Позже мы встретились с другими волонтерами и семьями, которых касалась эта проблема. К кому-то уже вернулись мужья и все хорошо, к кому-то мужья не вернутся никогда (кто-то получил пожизненное, кто-то сошел с ума). 

Дмитрий приветствовал всех, на стол поставили печеньки, зефир и напитки,  но никто ничего не ел. Много говорили о Боге, о том, что было достигнуто, пели песни на гитаре, раздавали фотографии с предыдущих встреч. По глазам некоторых мальчишек я видела, что это растут будущие преступники. Им не было дела до сказаний Евангилие, им было плевать на проповеди, они скучали, и я понимала, что им необходим совсем другой, дружеский подход без лишних наставлений. Но кто им это даст? 

 

Все это время Тончё пыталась узнать больше о системе «организации»… Кто директор, сколько волонтеров, кто куда ездит, скольким помогли, скольким нет… Ей нужна была статистика и факты, что было сложно понять простым русским людям, верующим, что они служат Богу. Под конец она попросила уйти всех волонтеров и оставить ее только с семьями. Волонтеры, будучи простыми людьми из захалустья опять же не могли понять, зачем им надо расходиться, в то время, как Тонче видимо боялась, что семьи наоборот постесняются при всех рассказывать что-то личное. В итоге осталась только Оксана, семьи заключенных и я. Тончё стала допрашивать каждую семью подробней, и после вопроса: «В чем еще вы нуждаетесь?» одна из женщин, которая сотрудничает с организацией дольше всех, сидевшая с тремя сыновьями, чей муж уже не вернется, не выдержала и выдала речь. Она говорила про убитые дороги, про брошенные деревни, про всю Россию… Говорила, что Европейцам этого не понять и что только моральная поддержка друг друга, только духовная жизнь помогают им со всем справиться. Это был крик души, окончательно сбивший меня с ног. Когда все стали собирать в пакеты несъеденные сладости и расходиться, я встретилась глазами с Сергеем, подошла и обняла его. Видимо он понял, в каком я состоянии и мы вышли посидеть на лавочке. 

Он рассказал мне множество историй. Например, о том, как купил однажды дом для такой же семьи без отца, как отговорил женщину от аборта и как счастливо она сейчас живет со своими детьми в этом доме… О том, как много таких семей в Архангельской Области, как много случаев куда хуже. Он рассказал мне о мальчике, который подошел к нему с конвертом, в котором лежало тридцать рублей и сказал: «Дядя Сережа, я знаю, вы всем помогайте. Мама давала мне деньги на завтрак в школе, а я накопил. Отдайте это тем, кому нужно». Сергей до сих пор хранит этот конверт. У него своя большая семья, которую он очень любил, и как я на него не посмотрю, он всегда улыбался. Это счастливый человек. Человек, который сделал выбор. Он тоже в свое время сидел в колонии. К чему я это все? Я не знаю. Может, я хотела рассказать, что есть и другая Россия, о которой мы так мало знаем. А может, я хотела рассказать, что есть в мире добро.

 

После нескольких дней в Пензе, мы отправились сначала в Саратов, а затем в Саранск. В саранской области мы в первую очередь ездили по колониям. Мордовия густо населена колониями еще со сталинских времен. Здесь находится огромное количество ИК - исправительных колоний. Большинство из них – колонии строгого режима, при которых есть отделения пожизненного содержания. Первое, что я узнала об этом всём – это что люди “сидят” не в тюрьмах, как мы все думаем. Тюрьма – это место, куда тебя оправляют до суда. А затем, после оглашения приговора, направляют отбывать срок в колонию. Мы ехали по разбитой дороге мимо территорий за железной проволокой. За ней виднелись старые здания, разбитые, страшные, с облупленной краской и вываливающимися из стен кирпичами… Колонии пожизненного содержания отличаются тем, что там камеры. Обычно, когда подходишь к камере, на ней висит бирка. Там портрет, статья и перечисляются убийства, которые совершены, чтобы ты представлял, с кем имеешь дело. Иногда список состоит из тридцати человек. Я спросила Сергея:

– А как объясняются те, кто убил тридцать человек?

– Обычно такие говорят, что чистили общество. Находили тех, кто жил не по справедливости и убивали. Они видят себя эдакими санитарами, которые чистят мир от плохого.

Когда открывают камеру, преступник должен стоять у стены, задрав руки. Из камеры выводят только в наручниках, а еду подают через окошко. Словом, всё как в фильмах. Многие заключенные шьют тапочки, вырезают фигуры для шахмат. На пути туда и обратно я видела по огромное количество продавцов вещей, сделанных за решеткой.

– Всё, что у них остаётся – говорил Сергей. – это вера в Бога. Поэтому все ждут, когда к ним приедут наши волонтеры, почитают библию и просто с ними поговорят. Иногда, заходя в камеру и беседуя с “пожизненными” вместо унылых глаз встречаешь чистый взгляд, радость и улыбку на лице. Беседуя, ты понимаешь что этот человек в свое сердце пригласил Христа, покаялся перед богом. И теперь в его сердце пришла свобода. Помню, один из них мне сказал: “Сергей Михайлович, мне в тюрьме со Христом свобода, а люди без Христа на свободе в тюрьме”. Но таких людей не так много. Моя цель открыть истину об Иисусе Христе, показать путь к Иисусу Христу и помочь этим людям прийти к нему. 

Мы подъехали к ИК - 13. Через дорогу от него была идентичная территория ИК - 14, где в тот самый момент сидела солистка группы Pussy Riot, Надежда Толоконникова. Это было довольное громкое дело. Её посадили за то, что она станцевала у алтаря главного храма России и спела песню со словами “Богородице Дево, Путина прогони”. В тот момент в законодательстве не было статьи, по которой можно было за это посадить. Но правительство не могло оставить это дело безнаказанным, и в конце концов они просто придумали статью и наконец отправили Надю в колонию, откуда спустя год заключения она написала ужасающую статью о том, что происходит за стенами этой колонии, где девушек избивают, подвергают пыткам, изводят работой до обмороков, унижают морально и физически, не дают мыться, кормят черт знает чем и в целом держат в таких условиях, что выживет не каждый. После этой статьи в Мордовии пойдут официальные проверки, которые всё это подтвердят.

 

В мужские ИК разрешается заходить только мужчинам, а вот в женские – и мужчинам и женщинам. Но любым иностранцам заходить строго запрещено. Поэтому Тонче отправила меня в качестве разведчика вместо себя. Оглянувшись на 14-ю колонию, где сидит Надя я отправилась на территорию 13-й. Пока они проверяли мои документы в нескольких местах, я стояла то в одной клетке, то в другой. Перед тем, как пустить меня за следующую дверь, за мной запирали предыдущую. Наконец мы вышли на территорию. Серо, грязно, страшно. Вокруг двухэтажных зданий мокрая рыхлая земля, расчерченная граблями. 

 

– А почему земля такая расчерченная? Они что-то сажают?

– Нет. – ответил Сергей. – Это сделано для того, чтобы если кто-то решит сбежать – на земле были следы.

– И кто её каждый день расчерчивает?

– Сами заключенные. С этого начинается их утро. 

– А что происходит, если кто-то сбежал?

– На стенах колонии стоят контрактники с оружием. Если они видят, что кто-то пересекает запретную зону, а такие случаи бывают, то делают предупредительные выстрелы вверх, а дальше стреляют на поражение. 

– А за что здесь сидят? 

– От мелкого воровства и торговли наркотиками до тяжелых убийств. 

– А из самого легкого до самого тяжелого, чтобы представлять?

– Одна украла телефон, другая съела собственных детей. Приходилось и с такими общаться. Не принято спрашивать кто за что сидит. Но иногда они сами хотят рассказать, чтобы облегчить свою душу. Столько я историй услышал, Даш. Столько историй. Пойми правильно одно. В тюрьму невозможно идти вот так… Если ты не будешь любить их – туда лучше не ходить. Если людей не любить лучше не жить. Даш, их нужно любить. А люди будут делать зло. Суть сама заключается в том, что любовь должна победить зло. Такой была победа Христа на кресте. Его распинают, а он молится: “Отче, прости, ибо не знают, что творят”. 

– Жалко их. 

– Кого, заключенных? Жалко. Но, Даша, они уже на пути, ты понимаешь? Они уже проснулись! Им дали шанс! Когда я прихожу в места лишения свободы, я говорю: ребята, вы счастливые люди. Они – “как”? Я говорю: “вы знаете сегодня сотни тысяч людей, которые не открыли глаза и не увидели свет нового дня. Кто-то от передозировки, кто-то от пьянства, кто-то влез в драку, кого-то застрелили, кто-то погиб в аварии, а вы счастливые люди. Вы живые. Вы видите свет нового дня. У вас есть еще надежда. Вы счастливые, потому что Бог эту тюрьму образовал с одной целью. Чтобы остановить ваш безумный бег. Там вы бежите и не видите ничего. А здесь можно остановиться и подумать. Если вы считаете, что вы правильно живете и правильно поступаете – вопросов нету. Сидите дальше на нарах и поступайте. Но если вы понимаете, что в вашей жизни где-то сбой, то время оглянуться назад и подвести маленький итог своей жизни. Если понимаете , что неправильно – то есть возможность измениться. Вот я вам могу рассказать как меня Бог изменил. Если вы хотите у вас есть шанс сегодня. Вас ждут дома дети, родители, вы что нужны туда им пьяницами и наркоманами? Мать хочет получить настоящего сына, она авоськи таскает, последнюю пенсию отдает, а ты придешь и опять будешь у нее тянуть? Неужели ты не хочешь изменить свою жизнь? Есть тот, кто преображает, тот, кто помогает, и это Бог. Мы готовы помочь, дать, мы готовы принять тебя и дальше вести. Есть желание – пожалуйста. 

preview_39c4c54bd312ea241fd02887f30aa878

 

 

 

Тут я оторвалась от разговора, потому что увидела шеренгу женщин, заходящих в здание куда направлялись и мы. Они были одеты в серые юбки ниже колен и теплые безрукавки, на головах были платки. Я сразу поняла, что это не выбор, а форма. Мы зашли в зал, заключенные рассаживались по жалобно скрипящим ссср-овским стульям, сколоченным в ряды. Мне полагалось просто смотреть за выступлением волонтеров и представителями церкви. И пока они вели привычную программу, читая библию, рассказывая свои истории ( многие волонтеры – бывшие заключенные ) и исполняя песни под гитару, я всматривалась в лица женщин и гадала, за что каждая из них здесь оказалась. Когда моя команда заканчивала с выступлением, Сергей тихо спросил меня, хочу ли я тоже что-то сказать. Я кивнула и вышла на сцену. Повисла тишина. 

 

Впервые в своей жизни я находилась в одном помещении с убийцами, зная это наверняка. Тут были симпатичные девушки, а были такие, чьи лица буквально исполосованы темным прошлым. С некоторыми страшно было даже встретиться взглядом. Казалось – дай в руки топор, и они убьют всех, кто здесь находится. Тогда я окончательно убедилась, что по внешности можно судить, причем очень легко. Многие из них могли бы быть завидными невестами, но жизнь внесла свою корректировку. В любом случае, я не испытывала никакого презрения, злости или ненависти. В глубине души мне было всё равно, кто из них убивал, а кто нет. Потому что когда видишь, в каких условиях могли расти эти девочки, не остаётся вопросов к ним. Остаётся вопрос ко всей системе мироздания. Кому-то просто даже не дали шанс… Не помню, что именно я говорила, но, кажется, сказала, что я ими горжусь.

Ввиду количества колоний в Мордовии, местным волонтерам приходилось сложнее всего. Многие брали к себе в дом бывших заключенных, чтобы помочь им привыкнуть к нормальной жизни. Я хорошо запомнила картину, как бывший зек-убийца играет на полу в машинки с сыном пастора церкви. Весь дом пастора был обвешен плакатами с молитвами, которые говорили о равенстве и принятии других как себя. Позже к ним домой пришел еще один зек, и вместе мы сели обедать. Руки этих мужчин были исполосованы шрамами и болячками. Они ели суп медленно, размеренно и с огромной благодарностью. 

Из Мордовии мы поехали в Тамбов и его окрестности. Шла третья неделя насыщенной работы. Мы навестили десятки семей, колоний и приютов. С каждым днём я охреневала всё больше. Это чувство не притуплялось от количества увиденного, оно только усиливалось.  Я понимала, что ни я, ни мои друзья, ни родители, никто из моего окружения не имеет ни малейшего представления о том, что такое Россия на самом деле. А тот, кто хоть раз это увидит – испытает сначала ужас, потом грусть, а затем наступит самое горькое отчаянье. Потому что невозможно их всех спасти… Потому что это самая большая в мире территория… Территория безысходности, бедности и несправедливости, прикрытая мишурой Москвы. Территория, за которую правительство то ли не хочет, то ли не может нести ответ. И только такие единицы как эти волонтеры, словно фонарщики, несут свет через всю эту темноту и действительно спасают. Здесь до меня дошло, что спасти всё-таки можно. Потому что я своими глазами видела тому примеры. 

 

Последняя семья, в которую мы приехали с вопросами и продовольствием находилась посередине ничего. Полчаса мы просто ехали по полям, пока не добрались до заброшенной деревни, состоящей из семи домов и разрушенной церкви. Во дворе, похожем на склад мусора, нас ждала худенькая запуганная женщина. Она пригласила нас в свой дом. На улице к этому моменту было уже довольно промозгло и мерзко. Когда мы зашли в помещение, моё сердце остановилось. Весь “дом” состоял из прихожей, где была кухня и ванная вместе, в виде тазиков и черпаков, и комнаты, посередине которой в полу была огромная дыра два на два метра. Вдоль стен стояло четыре доломанные старые кровати. Воняло чем-то отсыревшим и стухшим. Запах был такой сильный, что я закрыла шарфом нос. На кроватях сидело и лежало пятеро детей от двух до пятнадцати лет. Старший мальчик был умственно отсталым. Он смотрел на нас в испуге. Остальные дети, от голода и холода, просто спали. 

 

Муж этой женщины был художником, он отбывал трехлетний срок в колонии за мелкое воровство. Украл краски и холсты из магазина, и она осталась одна с семью детьми. Двое были в интернате Тамбова. Сложно поверить, до какой степени деревенские женщины не понимают, как работает мир. Речь не о том, что они в жизни не видели компьютеров и интернета, дело даже в самых простых житейских моментах… Роза, так звали эту женщину, обращалась за помощью в мерии много раз. После нескольких писем, правительство отозвалось и выделило ей деньги на дом. Мало, но выделило. Она нашла какого-то мужика, который предложил ей эту хижину, но сказал, что пока не получит деньги, не снимет замок с двери и не покажет что внутри дома. Роза думала, что так сделки и делаются, и согласилась. Так она оказалась в этом сарае. Та дыра, что находилась в середине дома, предназначалась для печки. И суть вопроса была проста: нужно построить печку. Обойдется это в шесть тысяч рублей. Наша задача – найти деньги и каменщика до того, как начнется ноябрь и дети начнут умирать. К этой “деревни” не ходил никакой транспорт, то есть помощь она может получать только от других шести домов. Машина была только у одного. Тончё достала блокнот и стала закидывать Розу вопросами, я переводила их сквозь стиснутые зубы. Как спрашивать женщину, с голодным ребенком на руках, “как она оценивает эту ситуацию”? 

 

Я вернулась домой опустошенной и заряженной одновременно. Еще долгое время мне было стыдно за каждый съеденный кусок хлеба, потому что теперь я в лицо знала тех, кто умирает с голода пока я ем. Получив свои двенадцать тысяч за проект, я перечислила половину на печку. С тех пор я ненавижу слово “родина”, и когда мне говорят, что я должна либо гордиться и прославлять свою страну, либо заткнуться и молчать. 

 

 


 

Все эти события происходили в 2013-м году. Я взялась редактировать эту историю спустя четыре года. Чтобы достоверно описать некоторые моменты, мне нужно было найти Сергея. Спустя долгие цепочки связей, я наконец получила его номер и позвонила. Оказалось, он теперь живет в Реутове. За это время он получил три медали за заслугу перед отечеством и спас еще по меньшей мере сотню жизней. Всё это время он хранит мою открытку. Вот она. 

Rer3MzDzdh0

 

Во время нашего приключения в 2013-м  я помню, как меня коробили все моменты, связанные с религией. Я всегда была из тех, кто за веру, а не религию. Мне казалось слишком навязчивым повторение имени Христа, слова “грех” и так далее. Но я никогда не упоминала этого в наших разговорах, потому что лучше помогать людям так, чем никак. Сразу после того, как мы закончили проект, Сергей устроил выезды по святым местам Европы для всех желающих, встретил там молодую девушку, которая тоже была при церкви, и крепко полюбил. Причем взаимно. Нюанс был в том, что он был женат, а по церковным обычаям даже мысли о другой женщине – грешные. Сергей пришел покаяться в своем грехе (а именно в том, что он возжелал другую), сказал, что это чувство не проходит и он ничего не может с собой поделать. Пасторы устроили совет и навсегда отлучили их обоих от церкви. За одни только мысли друг о друге. Поскольку он являлся известной в баптистских кругах личностью, эта история разлетелась по всей России и Европе. Теперь, когда он приходит в церковь, его оттуда прогоняют. Он потерял всё, и это же “всё” и обрел. Сейчас они живут с этой девушкой вместе и ждут ребенка. Его дети из первой семьи уже взрослые и приняли решение отца. 

 – Понимаешь, Даш, любовь сильнее законов. А Бог, он всё равно со мной. Вот думаю, может быть, построить здесь в Реутове свою церковь, где будут рады каждому. Это сейчас так важно – хранить в сердце Бога, уметь прощать и любить. – он посмотрел на меня своими детскими голубыми глазами, полными радости. 

Я и по сей день считаю его самым счастливым человеком из всех, что я видела. Он есть любовь.

Comments:

  • Ivan October 17, 2017

    Тpенинги, стaтbи, обучение зaрaбoтку в интepнeте и многoе дpугоe. Hа cамoм дeлe вce прoсто! j.mp/2ysfs0u

  • Tamara March 12, 2018

    Слезы навернулись..

  • Сергей December 28, 2018

    Эх, Дашка! Спасибо тебе за твоё огромное сердце…

Leave A Reply

Your email address will not be published. Required fields are marked *