Дождь. Кажется, что воды в воздухе больше, чем кислорода. Я подозревала, что Портленд будет именно таким. Ночь как будто течет чернилами по окнам машины. Каждая капля отсвечивает экран моего ноутбука. Ни одной из них теперь не скрыться. Ребята высаживают меня у дверей дорогого отеля, очерчивая приветсвенный круг перед входом. Как Золушку из кареты. Под проливным дождем несусь внутрь, с полупустым рюкзаком, ковриком и спальником в опахку. Еще и водоросль, похожую на коровий хвост прихватила. Я давно мечтала о хвосте. Портье явно удивлен такому потрепанному гостю, но слишком вежлив, чтобы это показать. Одна бровь хотела было поползти вверх, но он ее остановил. Это же Америка. No judgement. Не положено.

Мне дают карточку-ключ и я заваливаюсь в номер, где кровать по длине поперёк не короче, чем вдоль. Кожаное красное кресло. Четыре строгие лампы, четыре подушки, два стола, холодильник и весь набор одноразовой жизни в виде полотенец, мыла, пакетиков кофе и сахара. Что происходит? Еще пару дней назад я спала на полу в доме барыги, головой на пакете травы, заготовленной под изготовление гашиша и не была уверена, что выйду отсюда живой. У того мужика, похожего на дешевую версию Караченцева, уже нервный тик, как у Джокера. Он вечно трогает языком уголки рта и просто физически не может заткнуться. В какую канализацию только не опустишься ради заработка. Хотя что я вру. Дело не в деньгах, и никогда в них не было. Дело в том, что нащупав раз у жизни пульс, хочешь чтобы он только ускорялся. Даже работая под одну руку со шлюхами и договариваясь, какая с кем и за сколько уедет, я делала это ради интереса. Я тщательно подбирала каждую работу, как билет в другую страну. Лучший медицинский центр, Нью-Йоркский ресторан, японские машины, индийская косметика, съемочная площадка в русской деревне и звезды Голливуда. Ради интереса я поперлась по колониям России. Чтобы чувствовать. Смотря на голодных, начинаешь ценить каждый кусок хлеба. Смотря на убийц, осознаешь цену жизни. Смотря на миллионеров, чувствуешь цену свободы. Смотря на актеров, видишь цену жертвы. И каждый новый опыт - пощечина по онемевшей щеке. Только выживая я чувствую себя живой.

Надо отдать должное тому барыге, хоть работенки в конопляных полях ( ведь тоже шикарный опыт) он нам так и не подкинул, зато отвел в казино, где мы выиграли довольно, чтобы заполнить бак маленькой старой машины.

Мы заночевали в ней на обрыве у Тихого океана, где ночью страшно пойти пописать, потому что сев на корточки под огромным звездным небом, где ни одного искусственного огня и звука, а только шум волн и завывание ветра, осознаешь свою ничтожность и незащищенность от мира.
“Сидишь в маленькой коробке, - говорит мне тихо Виталик как только я забираюсь обратно в тачку, расталкивая вещи, - и кажется, что ты контролируешь ситуацию. А выходишь на улицу и понимаешь, что ты ни хуя не контролируешь”.

Тишина пугает, потому что так звучит неизвестность.

Мы выключаемся каждый в своем спальнике. Леся, Виталик и я. Ноги во сне затекают, я выпрямляю их каждые два часа вертикально вверх, как оловянный солдатик, пытаясь при этом не упустить сон. А теперь я стою одна в огромной комнате дорогущего отеля и в полном недоумении пытаюсь понять, какого черта происходит. Перед глазами пробегают кадры всех углов континентов, полов незнакомцев и скрипящих двухъярусных кроватей хостелов Аргентины и Чили. А сегодня люкс. Бесплатно. Внезапно. Просто так. Добро пожаловать в мою жизнь.

Сейчас я уже понимаю, что все должно было быть так. Что не было у меня никакого выбора, не было другого расклада. Я не могла не быть собой. Не могла сесть в офис, завести семью, машину и коврик. Я родилась, чтобы быть другой. Это как смертельный диагноз. Приговор, с которым уже ничего не поделаешь. Меня спрашивают: ”Как?” А я просто не знаю как по-другому. Это все равно что спрашивать пса, почему он такой породы.

Пёс - вполне подходящее сравнение. Я превратилась в животное. С четкими расстановками. Ненужные рефлексы давно отмерли. Так это работает: мозг одуревает от бесконечного количества поступающей информации, новых имен, названий улиц и валют, и просто начинает подчищать всё, что не первостепенной важности. Я не помню ни черта из математики, не знаю, в каком году была Гражданская война и даже ветки Московского метро сейчас не расставлю по цветам. Да что там, я и своей собственной истории уже не помню. Я что правда пересекала Южную Америку? Я ли это ходила в мусульманских нарядах? Неужели это я стёрла себе все ноги об балийский асфальт, удирая на байке от копов? Мои ли это это шрамы?
Способность привязываться, к слову, тоже мутирует в нечто другое. Потому что если переживать каждое “прощай” всем своим нутром, довольно быстро то самое нутро и выжжешь. Найти какую-то золотую середину. Быть доброй и открытой.
Держать себя в руках, но не стать ценичной сукой. Вот он квест.

Пять лет скитаний. Дома давно уже нет. Только домики. Очертил вокруг себя круг, спрятался, отдышался, перекрестился, и снова в бег.

Как я здесь оказалась? Люди любят говорить: “Всё, что ни делается - всё к лучшему”. Приятные слова. Но сама фраза смешна. Ты же никогда не увидишь, куда бы привело тебя параллельное развитие событий. Ни сверни ты за тот угол, откуда тебе знать, было бы лучше или хуже? У тебя есть данность. И, кажется, она - универсальная правда, но на самом деле только потому, что другого варианта ты никогда не знал. А еще я люблю слова “все будет хорошо”. Значит, тебе и правда есть дело до человека, чтобы так красиво ему врать. Давай честно, ведь ты не знаешь, как всё будет. Может Аннушка уже аж сливочным обе рельсы натёрла? Всю ночь старалась, пока пьяные подростки орали в небо “Маму-Анархию” у памятника Грибоедову. Упадет камень на голову просто так, или нет?

Добрая девушка - иммигрантка из Донецка, почти позабывшая родной язык, подарила мне этот номер люкс на три дня в благодарность за мои истории. Не буду притворяться, что я это заслужила. После того, как я завела блог, всё стало слишком просто. Люди теперь находят меня сами и хотят помочь. Я разбегаюсь и прыгаю на кровать. От такой мягкости странно непривычно. К полу привыкаешь быстро. Это наверное одно из немногих исключений из правила “к хорошему быстро привыкаешь”. На сегодня спасена. Что будет завтра? Откуда мне знать.

Когда в мире коробок и офисов ты приходишь устраиваться на работу, женщина в обтягивающей юбке и обезличивающем пиджаке спрашивает тебя: “Кем Вы себя видите через пять лет?”

Не хочу даже и пытаться представлять. По правде говоря, мне нет никакого дела. Что я могу сделать с собой через пять лет? Ровно как и с собой пять лет назад - ничего. Это иллюзия. А вот сейчас… Сейчас я могу наконец вылезти из номера и найти очередные приключения на свой зад.

На севере Калифорнии в декабре темнеет так же рано , как и у нас. 16:30 - и до свидания. Мрак.

Иногда мне кажется, что я отыгрываю чьи-то роли. То с бандитами, то со сторчавшимися студентами. Я выхожу из отеля и вежливо киваю головой менеджеру. И вот для него я уже примерная девочка. Дождь рисует на моем бежевом пальто темно-коричневые погоны. Русский, английский, испанский. С языком меняется тональность голоса, интонация, даже шутки и манера говорить. Во всем этом разнообразии личностей хорошо бы не потерять себя. Я уже не различаю, чья на мне одежда. Слава Богу, я дошла до стадии развития, когда за вещи перестаёшь держаться. Спина мне за это благодарна. Больше никаких столитровых рюкзаков. Я прохожу под огромным мостом, слабо освещённым фонарем с железной дороги наверху. Бездомный молча провожает меня взглядом. 14 минут до поезда. Руки замерзнут печатать это быстрей.

Писатель - это когда доктор сообщает, что у тебя рак, а ты думаешь, как бы это использовать для истории.
Мне всё больше нравится бесцельно следовать. Смысл всегда находится. Неважно, куда я попаду. Мне будет, что почувствовать. Вселенная знает лучше, куда дальше. Если бы мы с ней сидели в байдарке, я была бы матросом, а она -капитаном. Моим делом было бы грести, наслаждаться видом и слушать ее команды. А если все-таки попадем в “бочку” - будем разбираться на месте.
На телефонной будке с символом трубки из мелких дырок, словно после ряда выстрелов, кто-то выцарапал “call me”. Напомнило будку на Бёрнинг Мэне с вывеской “Talk to God”. Она одиноко стояла посередине пустыни. Одна, среди семидесяти тысяч танцующих в экстазе с экстази во рту инопланетян. Я так и не решилась тогда зайти внутрь и поднять трубку. У меня пока нет вопросов. Могу только улыбнуться и подмигнуть.

Наконец-то поезд. Судя по тому, что из окна на меня посмотрел бомж, о билете можно не беспокоиться. Камеры на потолке через каждые пять шагов. Нет, ближе. Ничто не сравниться с первой прогулкой по новому городу. Когда это в первый раз, все мелкие отличия моментально бросаются в глаза. Тротуар, реклама, одежда, выражения лиц.

Бомж вытаскивает из кармана однодолларовые мятые купюры и выглаживает их. Как символично.

Поезд съезжает с моста и нагло врывается в жилой район города. Мимо пустых офисов и закрытых кафе он несёт меня в свой центр. Down Town. Давно не слышала этих созвучных слов. На улице гадко до нельзя. Но вспомнив, что “и это пройдет”, я перестаю сопротивляться погоде, снимаю капюшон и иду, задрав голову вверх, ловлю капли языком. Вода с неба. Это же чудо. Это сама жизнь.

Воздух пахнёт осенью, марихуаной и сигаретами. Как будто в Американскую атмосферу канабиса замешали немножко России. В Калифорнии нельзя курить на улице. Мерзнуть там тоже нельзя, но уже по закону природы, а не правительства.
Бездомная девочка, закутанная в одеяла под козырьком магазина окликивает меня:
-Эй, можно задать вопрос?
-Конечно.
Парень рядом с ней, путаясь в собственных ногах с трудом встает.
-Скажи, у него мокрая задница?
В этот момент его так разворачивает, что зад оказывается прямо передо мной.
-Определенно.
-Видишь, сказала я тебе, Джек?! У тебя мокрая задница! Вставай давай! О чем ты думаешь, придурок?!
Её дальнейшие крики становятся все тише, как конец песни. Я забегаю в бар, где меня уже ждут.

Люди совершенно другие. Это сбивает меня с толку. Мужчины высокие, бородатые и загадочные.
Тому, что я иностранка здесь удивляются больше. Все рады помочь.

Каждый новый город - как новый человек. Он не хуже и не лучше предыдущего, он просто другой.

Кто-то крутит романы с мужчинами. Я - с городами.
И говорила бы я об этом городе так, как делятся впечатлениями о новом парне девчонки в Московских кафешках, то описала бы его примерно так:
Портленд высокий, темноволосый. Ему только стукнуло 30. Подняв воротник своего длинного пальто, он бежит на встречу с кем-то, дописав дома очередную главу своей книги. Окно его маленькой квартирки выходит на улицу, за второй чашкой кофе по утрам его пробивает вдохновение. Особенно когда начинается эта мерзкая мокрая осень и листья прилипают в тротуару, оставаясь черным рисунком на сером до самой весны. Его верный друг велосипед послушно ждет, когда потеплеет. Портланд довольно серьёзный, с достойным образованием и головой на плечах. Он ещё не скурился, как все пацаны Калифорнии, хотя тут с прошлого месяца трава официально легальна для всех. На таком контрасте приятно понимать, что с ним есть о чем поговорить. Разговаривает он правда очень быстро, проглатывая некоторые буквы. А когда я его переспрашиваю, он повторяет всё ровно с такой же скоростью три раза подряд. Он дорожит своими друзьями. Его подружки часто носят в волосах разноцветные пряди, пирсинг в носу, бровях, губах и наверняка кое-чём ещё. В нём достаточно цинизма, чтобы поставить на место любого выпендрёжника, но при этом он ценит свободу самовыражения, и вот сегодня, например, вышел на улицу в пиджаке и брюках с рождественским узором. Даже на галстуке орнамент вязаного свитера со снежинками и оленем. Он идёт довольно быстро, смеется, пробегает мимо окна в Старбаксе и не замечает за ним меня с красным новогодним стаканчиком. Девочки на кассе за моей спиной начинают его оживленно обсуждать. Он явно их зацепил, и мне это лестно. Его друзья одеты модно, но непринужденно. Как будто оно само так вышло. Он определенно отличается от всех моих предыдущих любовников, но периодически я вылавливаю какие-то сходства. Например, манера выставлять пакеты мусора на тротуар - ну точно как у Нью-Йорка. А вот его слоган “Keep it weird” - такой же, как у красавчика Остина в Техасе. С ним мы встречались по приколу, всего пару недель. Мне был 21 год. Сами понимаете, ничего серьезного. Портланд простодушен, как Буэнос Айрес и загадочен, как Денвер. В Денвер я была безумно влюблена в 20. Если не назвать наш роман одержимостью. Эта история остался рубцом на сердце, хоть и длилась всего 48 дней. Портланд, как и Денвер совершенно бесполезно просить побриться. Он бреется только тогда, когда захочет сам. В двух словах, это начитанный хулиган. И я им очарована.

Кажется, что этот город строился Палаником. Все его книги, как срисованные на копирку картинки, мягко ложатся теперь в моих глазах на оригинал. На каждый перекресток, вывеску и дом. Стоящие на улице работники ресторана во всём черном выглядят именно так, как те, кто с энтузиазмом нассыт тебе в суп.

Мы гуляли с Портлендом весь день, а ближе к вечеру он по обычаю своего выходного дня встал на углу Бродвея с гитарой, колонкой и микрофоном. Так он подрабатывает на жизнь и совершенно этого не стесняется. Кто-то кидал ему деньги, кто-то цветы. Некоторые даже узнавали и просили автограф. Я тоже спела пару песен. Люди с удивлением зависали на перекрестке, пытались понять, на языке какой рассы я вою.

Оттуда мы дошли до первого приглянувшегося бара на Глисан стрит и пропили свои последние деньги. Когда в кошельке осталась пара мятых бумажек, уже не важно, в какой момент там будет пустота. В неизбежности этого события нет ничего плохого. Просто новая игра и новые правила. За пару часов мы рассказали друг другу свои главные истории и океан между нашими континентами исчез.
На улицах попадались то пьяные Санта Клаусы, то Битл Джус, то гномы. Люди были разодеты так, как будто сегодня карнавал. На мой вопрос “But why?”, он ответил: ”You see, the real question is why not?”
Шах и мат.

А еще он сказал:
-Пало Альто предупредил меня о тебе.
-В смысле?
-Сказал, не принимай близко к сердцу все её обнимая и держания за руку. Она со всеми такая, это ничего не значит.
-Да он настоящий друг. Хорошо, что ты знаешь. - я помедлила немного и все-таки решила объясниться. - Я просто не хочу тратить времени на все эти приличия. Если бы я каждый раз выжидала ту правильную культурную паузу в развитии общения с каждым человеком, до родства не походило бы никогда. А я всего лишь одинокая девочка, и мне нужен кто-то, готовый сразу быть настоящим. Понимаешь?
-Понимаю. Но рад, что знал это заранее. Будем друзьями.

Портланд решил показать мне своё любимое место и заодно укрыть от дождя. Старый вокзал. Каменная постройка с башней - циферблатом на отшибе города, укутанная со всех сторон дорогами и мостами. Желтыми буквами под одному слову в темноте появляется надпись “GO … BY… TRAIN”. И исчезает снова. От нее сложно оторвать глаза, и в итоге ты уже повторяешь эти слова вслух как мантру. В голове всплывает любимое четверостишье:

“Довольно я поездил в поездах.
Не меньше полетал на самолетах.
Соль жизни в постоянных поворотах.
Всё остальное тлен. Вернее прах.”

Эти слова чернилами написаны мной на стене в Балашихинской комнатке, где хранятся те из немногих вещей, что я еще не растеряла за все эти вечные переезды. Борис Рыжий. Парень был на год старше меня, когда оставил на столе записку: “Я всех любил. Без дураков” и влез в петлю. Меня пугает, как хорошо я его понимаю.

В памяти пробегает успокаивающий стук колес. Поезда с детства качают меня, как мать колыбель. Мы сидели в пустом зале ожидания на деревянных скамьях. Тишину нарушал только треск холодильников с кока-колой и шум дождя за окном. Розовый и белый свет линиями рассекает линолеум.
-Можешь представить, сколько этот вокзал уже повидал? Сколько историй здесь начались и закончились? Это место напоминает мне обо всем хорошем времени, что я провёл в этом городе. Несмотря на то, что я уезжаю.

Вымокнув до нитки, мы пришли на вечеринку в доме чёрт знает кого. Тоже очень по-американски. Я давно не удивляюсь таким вещам. Здесь, чтобы перед тобой открыли дверь, не надо дружить с подгузников. Живая музыка спряталась в подвале. “Трубка мира” ходит по кругу среди тех, кто сидит на диванах. Музыканты наяривают какой-то джипси джаз. Совсем, как в этой новой песне “Браво”.

“Утром Тульский квас, ночью джипси джаз”.

Спасибо за слова, Ваня. Не забуду никогда. Ребята предугадали моё будущее. На маленьком пятачке свободного пространства между толпой и инструментами девушка в золотом костюме, звеня монетами и вырисовывая по полу знак вечности, исполняет на “ура” танец живота. Народ ликует. То ли потому что Американцы не ездили всё своё детство в Турцию, то ли потому что в этом лифчике грудь у нее как два спелых кокоса. Мы нагуляли 19405 шагов и очень устали. Как засланный казачок, в новом платье я быстро нахожу нам выпивки. Несу добычу другу. За двое суток мы так сблизились, что иногда я случайно начинаю говорить с ним по-русски.

Я гостила у Портленда, поджидая, когда со мной на связь выйдет Гумбольдт - вечный студент, накуренный придурок с севера Калифорнии. В его барах я искала работу неделю назад, и он дал мне обещание забрать к себе в конопляные поля. 200 баксов за унцию собранной марихуаны - неплохо. Но несмотря на то, что малыш Портленд уже натренировал меня, как быстро отрезать лишние листики и даже научил правильно чистить ножницы от смолы, Гумбольдт не выходил на связь третий день. Никогда не рассчитывай на наркоманов. Время начинало работать против меня и, подождав ещё сутки, я сдалась и собрала рюкзак.

Портланд плачет горькими ливнями. И машинист предупреждает, что поезд будет идти медленнее ввиду этого наводнения. Но я уже внутри. Голубой билетик пробит и вставлен под номер сиденья проводником. Железная гусеница несёт меня через поля штата Орегон и я с ужасом наблюдаю, что этот город творит. У него истерика. Бедные дальнобойщики пытаются вытащить из воды свои фуры. Вода несется вниз, заполняя каждую щель. Видна крыша затонувшего дома. Портленд уже отметил меня на записи в Фейсбуке, где дал всем знать, что он разбит. Но мне пора домой.

“У тебя везде дом. Какой город?”

Всё тот же самый. Его инициалы высечены на моем сердце. У нас остался всего месяц, чтобы побыть вместе. И я бегу впиться в его губы мертвым поцелуем напоследок, перед тем, как снова перейду на испанский. “S.F.”

Я напиваюсь вином из маленькой пластмассовой бутылочки, в которую идеально поместилось бы послание кому-то на заброшенном острове. Опять ночь. Длинные сиденья вдоль окон. Но за ними уже снова одна чернота. Справа - моряк из Аляски рассказывает, как вылавливать крабов и за что он любит Достоевского, слева - девятнадцатилетний бродяга тренируется играть соло на гитаре за сто баксов. Его ждёт очередной паршивый бар, где за песни накормят и дадут двадцатку на чай. Один продал душу океану, другой музыке. Кому продала её я?
Дорогам? Любви? Свободе? Рок-н-роллу? Да никому. О, нет. Я поступила намного хуже. Я разорвала её на мелкие кусочки и отдала каждому, кто дорог. Континенты четвертовали меня. И везде теперь дом. Везде, сука, дом.

_______________________

Мы выходим из дома на Фолсом стрит и шагаем в сторону пирса. Фриско как всегда влюбляет нежностью своих ночей, даже в декабре. От злости я выхватываю сигарету из рук одного из своих спутников и делаю первую затяжку за несколько месяцев.

-Журнал не принял мой текст, ребята. Говорят - переделывай.

-Мотивируя тем, что..?
-Сказали, нужно больше приключений и выводов. Выводы всем нужны. Какие выводы? Вот какой твой жизненный вывод, Питер?
-Rock’n’roll!
-Этого мало. Им надо больше слов.
-ROCK’N’ROLL, BITCH.

© Пахтусова Даша.